Джели проворно сбежала вниз по лестнице. Быстро обвела взглядом прихожую. Как ни странно, ее волновала эта встреча, и все же во взгляде ее были страх и неуверенность. Ее светлые волосы сверкали подобно золоту, красота ее была ослепительна даже в полумраке.

Джем выдохнул:

— Я должен был повидать вас.

— Повидать меня? Зачем же?

— Потому что вам нужно было повидать меня.

— Я не понимаю, о чем вы говорите.

— Ваше письмо. — Джем попробовал сунуть руку в карман, но лакей держал его слишком крепко.

Он спросил у девушки, не стоит ли вышвырнуть нахала за дверь.

Джели протестующе подняла руку.

— Я не писала никакого письма, — прошептала она, но Джем и не думал выслушивать возражения.

— Вы держали меня за руку! — беспомощно простонал он.

Глаза Джели вспыхнули. Ее волнение преобразилось в гнев.

Глядя на то, как корчится, пытаясь вырваться из рук лакея, молодой человек, она вдруг ощутила прилив жестокости. Эта жестокость вырвалась наружу. Она шагнула к Джему и сквозь стиснутые зубы процедила:

— Вы — глупый, неотесанный мальчишка! Я просто развлекалась, вот и все! Неужели вы не понимаете? Мне предначертана судьба, и вам в этой судьбе нет места!

— Джели, я люблю вас!

— Да как вы смеете!

Джели размахнулась и была готова влепить Джему пощечину, но вместо этого развернулась и, рыдая, взбежала вверх по лестнице.

Последним, что увидел Джем перед тем, как за ним захлопнулась дверь, было вот что: на лестничной площадке возникла величественная фигура Влады Флей, озаренная полукольцом ярко горящих свечей.

Джели, рыдая, бросилась ей на грудь.

У подножия крыльца все еще клубился туман — вязкий, серый. Джем тяжело дышал и был готов сгореть со стыда. Спустившись с лестницы, он какое-то время походил туда-сюда возле дома. Что-то было не так. Он не сомневался в том, что Джели хотела его видеть. Девушку к нему не пускала эта злобная старая тетка — да, конечно.

Но что же было делать? Нужно было думать, думать... Джем бродил вокруг дома. Водил руками по кирпичным стенам. Наконец он засунул озябшие руки в карманы теплого, на меховой подкладке, плаща и нащупал в одном из них скомканную записку — записку от Джели. Нет, от не уйдет, пока снова не повидается с ней. Он с радостью воображал, как она бросится в его объятия и, наконец, откроет ему твои истинные чувства. А он станет нежно целовать ее заплаканные глаза...

Джем прошел до конца переулка, вышел на улицу, что лежала за домом его дяди. Там не горело ни одного фонаря и было почти совсем темно. Джем услышал звон колоколов в храме. Звон доносился сверху, откуда-то неподалеку. Где-то совсем рядом вздымался ввысь шпиль величественной колокольни, но в тумане его не было видно.

Только теперь в душу Джема закрались сомнения. «Вы — глупый, неотесанный мальчишка!» Какой жестокостью пылали глаза его кузины! Что же он делал? Кого обманывал? На миг Джем чуть было не лишился сил от всего, что ему пришлось пережить за день. Его глаза заволокло слезами. Как он жаждал вернуться в прежнюю жизнь, когда он любил Кату, а Ката любила его! Тогда — так теперь казалось Джему — все было просто и прекрасно. Ему вдруг показалось, что и его страсть к Джели, и его времяпрепровождение у Чоки, и эта дурацкая дуэль, — все эти искушения исходили от жуткого, окутанного туманом города, который давил на него со всех сторон.

Джем остановился около низкой и узкой двери и заплакал. Он плакал о своей утраченной невинности.

В двери вдруг открылось маленькое окошечко.

— Убирайся! — прошипел кто-то с той стороны двери. Джем вздрогнул. Он отер слезы и уставился в чьи-то злые глаза. Наверное, его приняли за одного из отверженных, шатающихся по улицам. Джем отступил и только теперь узнал эту дверь, фонарь над ней, который к ночи должен был загореться призывным алым светом.

Неужели? Джем поспешно прошел к фасаду дома эрцгерцога. Изумление и ужас смешались в его разуме. Он-то думал, что никогда не встречался со своим таинственным дядюшкой Джорвелом, предавшим истинного короля Эджландии. Теперь же он понял, что на самом деле был очень даже хорошо знаком с ним. Еще как хорошо!

Джем, прищурившись, посмотрел на дом эрцгерцога.

— Чоки... — прошептал он.

Он сел на каменную ступень. Что ему было делать? Свернуться на ступенях подобно псу? Ждать, что кто-то выйдет и утешит его? Но нет, в этом доме не было утешения. У Джема мелькнула дикая мысль: Джели — узница! Узница его злобного дяди и ее гадкой тетки!

А потом он снова вспомнил о жестокости в ее глазах.

И содрогнулся.

И вот тут-то, совершенно рассеянно Джем вытащил из кармана записку, которую, как он по глупости решил, написала ему его кузина. Надо же было так сглупить!

Сжав в пальцах скомканный листок бумаги, Джем вспомнил о том, как мрачно и злорадно блеснули глаза лорда Эмпстера в тот миг, когда появился лакей с письмом на подносе. Его опекун снова предал его.

Щурясь, Джем стал читать записку при свете фонарей.

Джем,я солгал тебе. Постарайся понять: иначе я не мог. Я пообещал, что откажусь от своего замысла, но не могу. У тебя свой кодекс, у меня — свой. Я только что вернулся от Бергроува. Я сам вызвал его на поединок, и он принял мой вызов. Тебя же он освобождает от каких-либо обязательств. Прошу тебя только об одном: будь моим секундантом.

На окраине с наступлением темноты, как договаривались раньше.

Твой друг Раджал.

Джем опустил записку.

— Я должен не допустить этого!

ГЛАВА 42

ДОЛЛИ, ДОЛЛИ

— Невинная девушка вполне могла бы ощутить тревогу.

— Несомненно.

— Трепет?

— О да.

— Могла бы почувствовать, что она стоит на краю разверстой бездны?

— М-м...

Они спускались и спускались по каменным ступеням. Ката рассеянно посматривала на темные стены. Покинув залитый ярким солнцем заснеженный двор, они ушли в мрачные подземелья. Горящие факелы отбрасывали красноватые и золотистые отсветы. Стояли по стойке «смирно» на своих постах стражники. Их синие мундиры при свете факелов казались лиловыми.

Лорд Маргрейв захватил с собой трость и, хотя очень смущался, но вынужден был ею воспользоваться.

— Вступление в брак, мисс Катаэйн, — проговорил он, — это, в конце концов, важнейший шаг. А особенно для юной дамы. Как там по этому поводу говорится у Коппергейта?

Вступая в брак, лишь часть себя мужчина отдает,

А женщина — все части, без остатка.

Как точно сказано, верно, капеллан? Ведь очень точно, мисс Катаэйн?

Старик аристократ беспомощно улыбался девушке. Да слушала ли она его вообще? Она как зачарованная смотрела на тяжелые двери с решетчатыми окошечками, широко открывала глаза, слыша крики и стоны из-за этих дверей. В Агондоне посещение тюрем было весьма распространенным видом развлечений. И все же любая девушка, ровесница Катаэйн, отреагировала бы на такое посещение неравнодушно. Но лорд Маргрейв не сомневался в том, что мисс Катаэйн — девушка необычная. Она не выглядела напутанной, но была чем-то встревожена. Стоило ли брать ее сюда? О, но он так радовался обществу этой девушки! Капеллан учтиво проговорил:

— Лорд Маргрейв, но ведь не хотите же вы, чтобы юная дама дрожала от страха? Ощущение, словно перед ними открывается бездна, испытывают те, что решаются на скоропалительные браки, будучи обуреваемы страстями. Недаром такие союзы называют «варбийскими свадьбами». Но нет, мы ведем речь вовсе не о таком союзе! Любезный милорд, мисс Катаэйн предстоит вступить в союз с... — Капеллан собрался с духом и договорил: — С милым другом детства.

— Вот как!

Лорд Маргрейв умолк и принял нарочито безразличный вид. Тюремщик, сопровождавший их, открыл зарешеченное окошко на одной из дверей. Мужчины по очереди заглянули в темницу. Груда соломы, скамья, ночной горшок, кандалы, цепи. Капеллан и лорд Маргрейв брезгливо поморщились. Из темницы препротивно несло фекалиями. Заключенный, мужчина со спутанными волосами, клокастой бородой, длинными грязными ногтями и гноящимися нарывами на руках и ногах, сидел на соломе и раскачивался из стороны в сторону. Вокруг него сновали крысы.